Авангардист Роже Жильбер-Леконт всю жизнь отчаянно добивался освобождения детей, считая этот шаг более революционным, нежели роспуск психиатрических лечебниц. В возрасте 36 лет Жильбер-Леконт скончался от столбняка, оставив детей в порабощении. Возможно, именно поэтому Сальвадор Дали пристрастился плевать на портрет своей матери, а Даниил Хармс - вышвыривать старух из окон.
Дети всегда оставались последними из соискателей свободы. Их короткий век - время страданий и несправедливостей. Немногим удавалось избежать столь горькой участи. Но, как бы то ни было, дети не заслуживают ничего другого. Ядовитый старикашка Луи-Фердинанд Селин считал, что после десяти лет в человеке не остается ничего хорошего. Волшебство рождения выдыхается. Двенадцатилетние подростки - притворщики, лентяи, пройдохи, извращенцы, сморщенные и безмозглые, как их родители. Совершеннейшие мертвецы! Что ж, все верно. Более того, Хармс видел все это и в детях младше десяти лет. А значит, никаким иным, кроме как безрадостным, детство быть не может. Оно либо таково, либо его нет вообще.
Авангардист Роже Жильбер-Леконт всю жизнь отчаянно добивался освобождения детей, считая этот шаг более революционным, нежели роспуск психиатрических лечебниц. В возрасте 36 лет Жильбер-Леконт скончался от столбняка, оставив детей в порабощении. Возможно, именно поэтому Сальвадор Дали пристрастился плевать на портрет своей матери, а Даниил Хармс - вышвыривать старух из окон.
Дети всегда оставались последними из соискателей свободы. Их короткий век - время страданий и несправедливостей. Немногим удавалось избежать столь горькой участи. Но, как бы то ни было, дети не заслуживают ничего другого. Ядовитый старикашка Луи-Фердинанд Селин считал, что после десяти лет в человеке не остается ничего хорошего. Волшебство рождения выдыхается. Двенадцатилетние подростки - притворщики, лентяи, пройдохи, извращенцы, сморщенные и безмозглые, как их родители. Совершеннейшие мертвецы! Что ж, все верно. Более того, Хармс видел все это и в детях младше десяти лет. А значит, никаким иным, кроме как безрадостным, детство быть не может. Оно либо таково, либо его нет вообще.